Низкие черные тучи, подсвеченные золотом полуденного солнца, сухо шелестящая на ветру трава и низкий гул в голых ветвях: осень – лучшая пора для путешествий во времени. Соответствующий настрой возник сам собой еще в дороге, когда за окном машины величественно проплывали классические среднерусские пейзажи. Холмы, поросшие соснами и березовыми рощицами, крошечные деревенские домики: на них вполне мог любоваться Иван Сергеевич Тургенев, возвращаясь в свое родовое имение из Москвы или, скажем, из-за границы.
Дворянское гнездо великого писателя – Спасское-Лутовиново – находится в Орловской области, в 12 километрах от города Мценска (город тоже хранит литературную память: вспоминаем лесковскую «Леди Макбет Мценского уезда»). Основателем усадьбы считается двоюродный дед Ивана Тургенева по материнской линии – Иван Иванович Лутовинов, а село Спасское было пожаловано одному из его предков самим Иваном Грозным.
Сразу за воротами усадьбы посетителей встречает старинная церковь Спаса Преображения. Церковь действующая, сюда приходят на молитву жители Спасского. А когда-то в этих стенах венчались родители Ивана Сергеевича Тургенева. Матушка писателя – Варвара Петровна Лутовинова – была нехороша собой и на шесть лет превосходила годами своего супруга – блестящего офицера, участника Отечественной войны 1812 года Сергея Николаевича Тургенева. Зато Варвара Петровна принесла мужу солидное приданое: богатую усадьбу и пять тысяч крестьянских душ.
В те времена дом Тургеневых представлял собой этакую подкову: большой «главный корпус» посредине и две каменные полудуги с деревянными пристройками справа и слева. Матушка писателя содержала здесь поистине царский двор: чуть ли не вся домашняя челядь именовалась министрами. Был даже «министр почт» - мальчишка-почтальон. При этом если конверт был траурным и содержал известие о смерти родственника или знакомого, мальчику-министру надлежало по пути к барыне играть на флейте грустную мелодию. Типа, чтобы госпожа успела приготовиться к трагическим новостям и, пардон, не откинула коньки от неожиданности. А еще над усадьбой горделиво развевался флаг. Точнее, он развевался, если Варвара Петровна Тургенева была в духе и готова принимать гостей. Если у барыни был приступ мизантропии, флаг приспускали. Тогда гостям в усадьбу лучше было не соваться. Во какая барская деликатность.
В мае 1939 года в усадьбе произошел большой пожар. Он уничтожил и главный дом, и правую часть «подковы». Восстанавливать былое великолепие не стали: мошна четы Тургеневых значительно опустела. Семья перешла на жительство в деревянную пристройку левой «дуги». В этой же пристройке после смерти матушки жил и творил сам Иван Сергеевич Тургенев. В начале 20 века в усадьбе вновь случился пожар. Деревянная пристройка сгорела целиком. Восстановили дом, кажется, только в 70-х годах.
Когда я об этом узнала, то, признаться, рассматривала стены тургеневского родового гнезда с некоторым разочарованием. Гнездо-то не настоящее… Однако атмосфера, царящая в тихих комнатах, причудливый интерьер (а большая часть мебели – громоздкой, обветшавшей и в то же время величественной - действительно та самая, тургеневская), заставляют забыть о злополучном пожаре и действительно ощутить ту удивительную близость далекого, трепетное, странное и захватывающее чувство, которое дает соприкосновение с реальными свидетелями прошлого. Пусть даже эти свидетели – неодушевленные предметы.
К сожалению, в доме фоткать запрещается. Объясняют это тем, что в комнатах собраны поистине ценные предметы. Как им может повредить фотканье – я хз, но, вероятно, как-то может. А жаль. Во время экскурсии не успеваешь все рассмотреть в подробностях, так хоть дома можно было бы наверстать. Много, конечно, всего интересного есть в доме, но особое впечатление на меня произвели два предмета.
Во-первых, знаменитый диван «самосон», который Тургенев называл опасным. Опасность его, как следует из названия, в том, что он «вырубал» всякого, кто на него ложился. Однажды этот чудо-диван усыпил самого графа Толстого. Тургенев всучил Льву Николаевичу на заценку своей свеженаписанный роман «Отцы и дети» и, на свою беду, устроил графа на своем опасном диване. Через какое-то время, заглянув в комнату, чтобы узнать, как у Толстого продвигается чтение, Тургенев с досадой увидел, что граф спит себе и в ус не дует.
Если честно, сейчас, спустя полтора века, диван выглядит отнюдь не заманчиво. Эдакая массивная глыба: кажется, присядешь на нее – и задохнешься в туче древней пыли. Насчет пыли, конечно, вряд ли, но ата-та от экскурсовода получишь, понятное дело.
Еще один запавший мне в душу предмет интерьера – комод матушки Ивана Сергеевича, перевезенный в Спасское из московского дома Тургеневых. Зеркало в комоде сохранилось еще с тех самых времен. Заглядывала я в него с опаской. Так и казалось, что вместо моего лица потемневшая поверхность зеркала отразит надменные черты жестокой барыни, «заказавшей» когда-то несчастную Му-му. Впрочем, та самая слезовышибательная история русской литературы случилась не в Спасском, а в Москве. Так что туристов, жаждущих посетить в Спасском могилу знаменитой собаки-утопленницы, ждет разочарование.
Если в доме Тургенева все напоминает о прошлом, то в парке усадьбы это прошлое продолжает жить (прямо как в Лориенском лесу, ага). Сам парк огромен. Может, поэтому здесь всегда царит какая-то торжественная, я бы даже сказала, потусторонняя тишина. Несмотря на туристические группы, на развеселые свадебные процессии, на беготню и крики детворы. Удивительно, но факт. Аллеи парка выложены причудливым образом – в форме римской цифры «19». Насколько я помню, парк был заложен как раз в преддверии девятнадцатого столетия. Причем деревья были привезены сюда уже взрослыми; многие сохранились до сих пор, они до сих пор живут себе своей долгой древесной жизнью, не ведая счета пролетающих лет.
Главная достопримечательность парка – дуб, посаженный самим Иваном Сергеевичем. Когда смотришь на это могучее дерево или трогаешь кончиками пальцев его теплую кору – вот только тогда, ей-богу, по-настоящему начинаешь понимать, что Тургенев – это не только имя в учебнике или на обложке библиотечной книги. Этот человек действительно жил, дышал, щурился на солнце. Такая банальная… и такая пронзительная мысль. Да.
Отдельно хочется рассказать о мертвецах Спасского. Возле церкви у входа в усадьбу некогда было маленькое кладбище. С одной стороны от алтаря хоронили священников, с другой – знатных прихожан. Церковь расположена всего метрах в ста от тургеневского дома. Похороны, очевидно, случались тут нередко, и, должно быть, такое соседство было тоскливым. Впрочем, может, в те времена к подобным вещам относились проще. Некоторые могилы сохранились до сих пор. Я не гот, но старые надгробные камни и безымянные могильные холмики на фоне осыпавшейся жухлой листвы в гулкой тишине разросшегося парка произвели глубокое впечатление.
За воротами усадьбы – часовня и фамильный склеп. Там покоится прах основателя усадьбы – Ивана Ивановича Лутовинова. Еще во времена Тургенева ходили слухи о том, что по ночам почивший в бозе барин покидает свое последнее пристанище и бродит по парку, отыскивая какую-то там траву, которая откроет ему дверь из царства мертвых.
А возле часовни было когда-то крестьянское кладбище. После эпидемии холеры его обнесли земляным валом.
Тургенев любил свое родовое гнездо. И во многих своих произведениях воссоздал образы милого сердцу Спасского. Чего-то аж захотелось перечитать некоторые вещи. И не только в благодарность за гостеприимство писателя.
Дворянское гнездо великого писателя – Спасское-Лутовиново – находится в Орловской области, в 12 километрах от города Мценска (город тоже хранит литературную память: вспоминаем лесковскую «Леди Макбет Мценского уезда»). Основателем усадьбы считается двоюродный дед Ивана Тургенева по материнской линии – Иван Иванович Лутовинов, а село Спасское было пожаловано одному из его предков самим Иваном Грозным.
Сразу за воротами усадьбы посетителей встречает старинная церковь Спаса Преображения. Церковь действующая, сюда приходят на молитву жители Спасского. А когда-то в этих стенах венчались родители Ивана Сергеевича Тургенева. Матушка писателя – Варвара Петровна Лутовинова – была нехороша собой и на шесть лет превосходила годами своего супруга – блестящего офицера, участника Отечественной войны 1812 года Сергея Николаевича Тургенева. Зато Варвара Петровна принесла мужу солидное приданое: богатую усадьбу и пять тысяч крестьянских душ.
В те времена дом Тургеневых представлял собой этакую подкову: большой «главный корпус» посредине и две каменные полудуги с деревянными пристройками справа и слева. Матушка писателя содержала здесь поистине царский двор: чуть ли не вся домашняя челядь именовалась министрами. Был даже «министр почт» - мальчишка-почтальон. При этом если конверт был траурным и содержал известие о смерти родственника или знакомого, мальчику-министру надлежало по пути к барыне играть на флейте грустную мелодию. Типа, чтобы госпожа успела приготовиться к трагическим новостям и, пардон, не откинула коньки от неожиданности. А еще над усадьбой горделиво развевался флаг. Точнее, он развевался, если Варвара Петровна Тургенева была в духе и готова принимать гостей. Если у барыни был приступ мизантропии, флаг приспускали. Тогда гостям в усадьбу лучше было не соваться. Во какая барская деликатность.
В мае 1939 года в усадьбе произошел большой пожар. Он уничтожил и главный дом, и правую часть «подковы». Восстанавливать былое великолепие не стали: мошна четы Тургеневых значительно опустела. Семья перешла на жительство в деревянную пристройку левой «дуги». В этой же пристройке после смерти матушки жил и творил сам Иван Сергеевич Тургенев. В начале 20 века в усадьбе вновь случился пожар. Деревянная пристройка сгорела целиком. Восстановили дом, кажется, только в 70-х годах.
Когда я об этом узнала, то, признаться, рассматривала стены тургеневского родового гнезда с некоторым разочарованием. Гнездо-то не настоящее… Однако атмосфера, царящая в тихих комнатах, причудливый интерьер (а большая часть мебели – громоздкой, обветшавшей и в то же время величественной - действительно та самая, тургеневская), заставляют забыть о злополучном пожаре и действительно ощутить ту удивительную близость далекого, трепетное, странное и захватывающее чувство, которое дает соприкосновение с реальными свидетелями прошлого. Пусть даже эти свидетели – неодушевленные предметы.
К сожалению, в доме фоткать запрещается. Объясняют это тем, что в комнатах собраны поистине ценные предметы. Как им может повредить фотканье – я хз, но, вероятно, как-то может. А жаль. Во время экскурсии не успеваешь все рассмотреть в подробностях, так хоть дома можно было бы наверстать. Много, конечно, всего интересного есть в доме, но особое впечатление на меня произвели два предмета.
Во-первых, знаменитый диван «самосон», который Тургенев называл опасным. Опасность его, как следует из названия, в том, что он «вырубал» всякого, кто на него ложился. Однажды этот чудо-диван усыпил самого графа Толстого. Тургенев всучил Льву Николаевичу на заценку своей свеженаписанный роман «Отцы и дети» и, на свою беду, устроил графа на своем опасном диване. Через какое-то время, заглянув в комнату, чтобы узнать, как у Толстого продвигается чтение, Тургенев с досадой увидел, что граф спит себе и в ус не дует.
Если честно, сейчас, спустя полтора века, диван выглядит отнюдь не заманчиво. Эдакая массивная глыба: кажется, присядешь на нее – и задохнешься в туче древней пыли. Насчет пыли, конечно, вряд ли, но ата-та от экскурсовода получишь, понятное дело.
Еще один запавший мне в душу предмет интерьера – комод матушки Ивана Сергеевича, перевезенный в Спасское из московского дома Тургеневых. Зеркало в комоде сохранилось еще с тех самых времен. Заглядывала я в него с опаской. Так и казалось, что вместо моего лица потемневшая поверхность зеркала отразит надменные черты жестокой барыни, «заказавшей» когда-то несчастную Му-му. Впрочем, та самая слезовышибательная история русской литературы случилась не в Спасском, а в Москве. Так что туристов, жаждущих посетить в Спасском могилу знаменитой собаки-утопленницы, ждет разочарование.
Если в доме Тургенева все напоминает о прошлом, то в парке усадьбы это прошлое продолжает жить (прямо как в Лориенском лесу, ага). Сам парк огромен. Может, поэтому здесь всегда царит какая-то торжественная, я бы даже сказала, потусторонняя тишина. Несмотря на туристические группы, на развеселые свадебные процессии, на беготню и крики детворы. Удивительно, но факт. Аллеи парка выложены причудливым образом – в форме римской цифры «19». Насколько я помню, парк был заложен как раз в преддверии девятнадцатого столетия. Причем деревья были привезены сюда уже взрослыми; многие сохранились до сих пор, они до сих пор живут себе своей долгой древесной жизнью, не ведая счета пролетающих лет.
Главная достопримечательность парка – дуб, посаженный самим Иваном Сергеевичем. Когда смотришь на это могучее дерево или трогаешь кончиками пальцев его теплую кору – вот только тогда, ей-богу, по-настоящему начинаешь понимать, что Тургенев – это не только имя в учебнике или на обложке библиотечной книги. Этот человек действительно жил, дышал, щурился на солнце. Такая банальная… и такая пронзительная мысль. Да.
Отдельно хочется рассказать о мертвецах Спасского. Возле церкви у входа в усадьбу некогда было маленькое кладбище. С одной стороны от алтаря хоронили священников, с другой – знатных прихожан. Церковь расположена всего метрах в ста от тургеневского дома. Похороны, очевидно, случались тут нередко, и, должно быть, такое соседство было тоскливым. Впрочем, может, в те времена к подобным вещам относились проще. Некоторые могилы сохранились до сих пор. Я не гот, но старые надгробные камни и безымянные могильные холмики на фоне осыпавшейся жухлой листвы в гулкой тишине разросшегося парка произвели глубокое впечатление.
За воротами усадьбы – часовня и фамильный склеп. Там покоится прах основателя усадьбы – Ивана Ивановича Лутовинова. Еще во времена Тургенева ходили слухи о том, что по ночам почивший в бозе барин покидает свое последнее пристанище и бродит по парку, отыскивая какую-то там траву, которая откроет ему дверь из царства мертвых.
А возле часовни было когда-то крестьянское кладбище. После эпидемии холеры его обнесли земляным валом.
Тургенев любил свое родовое гнездо. И во многих своих произведениях воссоздал образы милого сердцу Спасского. Чего-то аж захотелось перечитать некоторые вещи. И не только в благодарность за гостеприимство писателя.
Последний раз редактировалось: Away (4 ноя 2010, 22:49); всего редактировалось: 1 раз