Imaginaerum: размышления на тему (рецензия-эссе) (c) Семен Шестаков

Вступление

Музыку характеризовать сложно. Это не литература, где каждое слово несет вполне определенный смысл – и то, сочетание слов способно вызвать яростные споры по поводу его трактовки. Музыку характеризовать сложно из-за того, что субъективность здесь сильна, как нигде более, и можно руководствоваться лишь общими, весьма размытыми закономерностями. Музыку характеризовать сложно – но я попробую.

Экспозиция

«Дело не в том, что у нас нет хороших писателей, а в том, что их слишком много. К ним привыкли, хотят большего, еще большего, еще большего. Воскресни сейчас хоть Шекспир, хоть Данте, хоть Лев Толстой, хоть Набоков – их не то что оплюют, они уже оплеваны, – а просто зевнут, и скажут: ну и что?»

Я понятия не имею о творчестве Татьяны Толстой (в свое время пробовал читать «Кысь», но ничего не вышло), но под этими ее словами готов подписаться.
Легче легкого перефразировать эти слова применительно к музыке, только подставить имена Моцарта, Вагнера, Рахманинова или Мендельсона. Да и к любому виду искусства тоже.
Добавлю еще – не только привыкли, а и разучились удивляться, прячась под масками этакого небрежного пофигизма – мол, мы все видели и слышали, все знаем, все это уже было… Любят у нас это дело – ругать, клеймить, гвоздить, или, в лучшем случае, недоуменно-пренебрежительно пожимать плечиками. За примерами далеко ходить не надо – достаточно зайти на любой музыкальный форум. Но я ничего этого делать не стану :)

Сразу должен оговориться: я непрофессиональный музыкант, и все мои знания о теории получены путем самообразования, а ноты я до сих пор читаю с трудом :) Поэтому я не стану чрезмерно углубляться в ступени, разрешения, тяготения и прочий музыкальный матан, а поплещусь на поверхности, сколько смогу.
Я лишь человек, на третьем десятке лет все еще не разучившийся удивляться. Удивляться тому, как рождается произведение искусства, удивляться его облику и, если получится, внутреннему устройству – всегда любопытно изучить, как сделано что-либо.
Я не буду оценивать плюсы и минусы альбома и сравнивать его с тем, что было раньше, как это любят делать большинство рецензентов. К предыдущим работам я буду лишь обращаться, когда это понадобится. Текстовые намеки и постмодернистские штуки тоже по большей части остаются за кадром – не настолько я пока что образован, увы… Не стану я также копать вопросы о том, насколько новаторские идеи используются в альбоме, исписался ли Холопайнен, и что у кого он спер (последнее, если что, шутка). Ибо, по существу, это совсем не так важно, как считается. Что-то абсолютно новое и ни на что доселе не похожее придумать все равно нельзя: вся европейская мифология не смогла придумать кенгуру, потому что в то время никто в Европе его никогда не видел.

Imaginaerum заявлен как концептуальный альбом, и я постараюсь посмотреть на него именно с этой точки зрения. Понять его внутреннюю логику, структуру, образы и т.д. Как ни набил оскомину еще со школы вопрос «а что имел в виду автор?», от него никуда не деться, ибо художник, создавая произведение, все равно хочет чем-то поделиться, ему есть что сказать. Что нам хотел рассказать Туомас, мы все знаем из интервью и обзоров, а меня интересует то, как это решено в альбоме, и почему именно так. Объективности при этом можно даже и не ждать, как само собой понятно :)

На голове наушники, в руках буклет. Перед глазами тексты, в ушах музыка. Скрежет пружины заводимой музыкальной шкатулки. Воображэрум, я иду :)

Связующая партия

Вычитывая сей опус, забавно было наблюдать, как трансформируется стиль изложения – от сухо-аналитичного к образно-восторженному, и обратно. Но что поделать – альбом все-таки весьма разноплановый, и анализируя разные песни, просто не получалось «причесывать» все описания к единому стилю, хотя я очень старался. Надеюсь, что это все-таки не сильно повредит восприятию текста.

Разработка

<СПГС mode on>

Итак, Taikatalvi – «Волшебная зима». Если кто помнит, то так называется одна из сказок о Муми-троллях, которые, несмотря на то, что в оригинале написаны на шведском языке, все же являются плодом творчества финской писательницы. Поэтому позволю себе предположить, что название композиции может отсылать к этой сказке.
Основная тема в сказке – пожалуй, одиночество. Одинок маленький Муми-тролль, пробудившийся среди зимы от спячки – один из всего семейства. Одинока Туу-тикки, живущая на берегу моря и обычно сторонящаяся всех. По-своему одинок каждый, кто приходит в Муми-дол в эти зимние дни, даже одна из главок так и называется – «Одинокие гости».

Зимой природа засыпает и умирает. Старый композитор на смертном одре готовится сделать последний шаг – опять-таки в одиночестве. Если мы одиноки, то нам ничего не остается, как уноситься в мир собственных фантазий. Белый зимний океан (в сказке Муми-тролль впервые увидел замерзшее море) дает нам холст, на котором мы рисуем картины с помощью своего воображения. Об этом говорит и Туомас, комментируя композицию. Можно было бы пойти в ассоциациях дальше и вспомнить, что когда наступала весна, приходил Снусмумрик и играл на губной гармошке, а в песне землю пробуждает скрипка… Но я не пойду :)
Аранжировка композиции подчеркнуто минималистична – нежный тихий звук музыкальной шкатулки повисает в пространстве, обретая опору из струнных и клавесина лишь во втором куплете. Запомним тему, которую ведет шкатулка, назвав, например, «волшебной». Здесь это лишь приглашение в сказку. Минимализм композиции как нельзя лучше описывает образ и состояние одиночества, настраивая на нужный лад, чему значительно способствует и вокал Марко, по-моему, впервые забравшийся в столь низкий для него регистр, но звучащий, как обычно, очень хорошо :)

Задумчиво-меланхоличный ре минор, с которого песня начинается, переходит в плаксивый соль минор с ведущей флейтой (гармоническое решение переходов – это отдельный крышеснос для меня лично :) хотя наверняка не новое), а потом – в мрачноватый фа минор и хоровое крещендо, с которого и стартует…

Storytime. Если мы не выключили воспроизведение после первой песни, то таки входим в сказку. Сразу накрывает воспоминаниями героя. Вихрь, калейдоскоп образов, да каких! Питер Пэн, аллюзия на стихотворение о Санта-Клаусе (как справедливо указала Леррен), Алиса… И тема одиночества здесь, хоть и замаскирована быстрым темпом и мажорно окрашенной мелодией, все равно никуда не девается: воздушный змей в синеве неба, пустая кроватка… Композиция – будто анонс того, с чем придется иметь дело дальше, и тем ценна.

Здесь приоритет, похоже, отдан тексту, а не музыке, поэтому куплетно-припевная форма вполне подходит композиции. Вступительный рифф, играющийся сначала на струнных, а потом подхваченный гитарой, составляет основу для куплета, а в общем-то стандартная гармоническая последовательность припева I-III-VII (в нашем случае это Fm-Ab-Eb) изящно разрешается через IV ступень (Bm), придавая припеву и всей композиции в целом некую, скажем так, прозрачность, воздушность и атмосферность, несмотря на плотный звук. При игре на акустической гитаре тональность фа минор звучит вообще как-то инфернально, однако здесь она раскрыта с вполне позитивной стороны. Воспоминания лирического героя в этой композиции явно имеют по большей части положительную окраску – с годами, как и полагается, вспоминается только хорошее :)

Но тут в дело вступает срединная часть. Железный звук перкуссии сразу же вселяет какую-то безотчетную тревогу – почти что «ангст», как любят выражаться готы. И последующая тема, проводимая струнными - приподнятая, отчасти торжественная и почти бравурная – звучит отнюдь не так, как написано выше, а вовсе даже наоборот – беспокойно и в чем-то даже смятенно. Запомним и эту тему – пригодится.

Положение спасает припев, вернувшийся в концовке композиции и блестяще завершивший, «закругливший» ее на старые рельсы романтических воспоминаний детства. А лирический герой (и мы вместе с ним) движется дальше «по волнам памяти», ведь впереди…

Ghost River. Я убил три дня, чтобы подобрать вступительный рифф, и ничуть не пожалел, некисло подняв себе этим ЧСВ :) Рифф задает настроение всей композиции, и хотя встречается в дальнейшем только в проигрышах, представляет собой весьма интересную мелодическую фигуру, сразу приковывающую внимание.

Текущая вода «реки призраков» выпевает мелодию куплета, плавно скользящую вверх-вниз по фа-минорной гамме. Но на всякой реке, помимо спокойных и ленивых участков течения, бывают и перекаты, и водовороты, и даже водопады. И вот – на брейкдауне аранжировка становится похожей на перегруженно-струнно-духовую какофонию, Марко выкрикивает всякие гадости, и тебя тащит внезапно вздувшимся и ускорившим течение потоком, по пути нещадно молотя о камни – непонятно, то ли это коварный водокрут, то ли водопад. И, захлебываясь, ты тонешь под мрачный припев: “He will go down, he will drown drown, deeper down…”. Подобрать припев я пока так и не сумел (возможно, потом получится, но по ощущениям, там как-то хитро меняются тональности с ми на фа минор). Средняя часть в этой композиции, как и в Storytime, идет в конфликте с основной темой, и если в основной теме мелодия скользит как бы «вдоль» реки, то в средней части за счет смены ритма кажется, будто мы движемся «поперек», следуя призыву “come across” :)

Припев в исполнении детского хора с сопровождением лишь в виде низкого бурдонного звука, да еще с предшествующим пассажем о «прокаженных детях» (или «детях-париях») вообще пробирает до печенок – если успел к этому моменту проникнуться мироощущением лирического героя. А в этой композиции, если судить по лирике и сочетанию ее с музыкой, оно не такое уж радостное и очень противоречивое – как, в общем-то, и сама жизнь. «Дитя насилия», «тролль под мостом», уже упоминавшиеся «дети с зашитыми глазами»… ну вы меня понимаете :) Отрывки, исполняемые Марко, резко контрастируют с теми, которые поет Анетт, и если у Анетт они полны какой-то сдержанной грусти, то у Марко – злобы и, может быть, даже страха. И в том, и в другом случае все это отлично подчеркнуто музыкой.

Само название песни – Ghost River – похоже и на название какого-то аттракциона со страшилками (не удивлюсь, если такой и вправду есть :)), и на аллюзию на реки Стикс и Лету – чем не «реки теней», «реки призраков»? Говоря фигурально, лирическому герою скоро придется переправляться через Стикс. И призыв «не терять свое сердце» становится как нельзя более актуальным, ведь напившиеся из Леты теряют память. Come across, child of mine.

Но пока память еще с нами, и с нами все, что она хранит в себе. Мокрый, вымотанный, замерзший, почти полностью разбитый, ты выбираешься на берег. И словно кто-то решил подарить тебе краткую передышку – без всякого перехода оказываешься сидящим в темном полупустом (хотя наверняка этого сказать все равно нельзя, мешает темнота и плотное облако сигарного дыма) зале, а на маленькой освещенной сцене пианист небрежно перебирает клавиши…

Slow, Love, Slow. Об этой композиции не высказался, кажется, только ленивый: и такая она, и сякая, и вообще не джаз… :) Но остановимся на минуточку – почему именно джазовая стилизация? Тому, как мне кажется, есть две причины.

Во-первых, композитор стар. Вполне вероятно, что джаз – музыка его молодости, если не детства. Ностальгия, таким образом, может облечь его воспоминания и в музыкальную форму джаза – почему бы и нет? А во-вторых…

Во-вторых, блюз, джаз и рок-н-ролл – стили, едва ли не идеально подходящие, чтобы петь о любви. О любви в самых разных ее проявлениях. Только если блюз больше подходит, чтобы петь о любви несчастной (стереотип, я знаю :) ну и что?), рок-н-ролл – о задорной юношеской страсти, то в джазе, мне кажется, можно хорошо петь о любви спокойной, счастливой – и зрелой. Тогда становится понятно, почему в композиции звучат именно джазовые ноты.

Если прислушаться, то во вступлении можно услышать отголоски самой первой, «волшебной» темы на альбоме, только видоизмененной – ускоренной и с добавлением дополнительных нот. А тизер фильма только укрепил меня в том, что это не галлюцинация – обратите внимание при его просмотре, как непринужденно одна тема перетекает в другую. Забегая вперед, можно сказать, что «волшебная» тема будет служить как бы лейтмотивом всех композиций на альбоме, проявляясь где-то более явно, где-то менее.

В куплете присутствует интересный гармонический ход I - VIm (Cm – Abm), и вот второй минорный аккорд придает особую окраску композиции. Обычным является ход I – VI (в нашем случае был бы Cm – Ab), и он, кстати, тоже используется, но уже в финале композиции, где вступает перегруженная гитара. Тем не менее, этот ход сам по себе довольно жесткий, а вот если заменить мажорный аккорд минорным, то получается… то, что получается: мягко и проникновенно. :) Грешным делом посетила мысль: не на это ли идет намек в лирике, когда поется “Intoxicated by a major chord”? Не знаю :)

Припев исполнен в той же гармонии, что и Storytime: I – III – VII – IV (Cm – Eb – B – Fm), но настроение совсем другое, хотя атмосферность, конечно, на месте. :) Соло Эмппу отлично вписывается в общую канву песни. Без сомнения, подготовленное заранее, соло все равно кажется сымпровизированным, что характерно для джаза и совершенно не характерно для метала.

Вокал здесь бархатный, чувственный, с легким оттенком бесстыдства – как раз то, что нужно для пения в полночном джаз-клубе. :) А подголосок Марко на припеве добавляет еще больше тепла в звучание, хотя, казалось бы, куда уж больше.
Что интересно – в песне, заявленной вроде бы о любви, о ней самой говорится лишь в названии и в рефрене. В самом же тексте звучат сомнения – есть ли она, любовь-то? Да еще звук трубы, вклинивающийся в аранжировку на втором куплете, и потом стонущий в одиночестве в конце песни, вносит ощутимый вклад в картину. Тема одиночества, заявленная ранее, всплывает и здесь, в композиции, вроде бы совершенно для этого не предназначенной - если уж поем про любовь, то какое же тут одиночество? А вот поди ж ты…

Ответом на сомнения может быть и «да», и «нет». Я не рискну отвечать за героя :) Если знаешь, за что любишь – значит, не любишь. Так зачем же говорить о любви прямым текстом? Мы и не будем – вспоминать любовь вообще не так-то просто, как, впрочем, и все остальное…

I Want My Tears Back – как раз, пожалуй, об этом. Поступь времени – тиканье часов, сначала объемное и звонкое, а затем все более и более глухое, «плоское», «высыхающее» – сопровождает нас к этой композиции. Бодрое гитарное ми-минорное «дж-дж» в начале задает настроение музыке, напоминает, на каком мы еще свете, и что здесь вообще делаем – рубаем металл :) Вообще, мне кажется, что именно так не любимое многими «дж-дж» в исполнении Эмппу является одной из цементирующих фишек альбома, «красной нитью» проходя сквозь все композиции и нанизывая на себя все эксперименты.

Крик души лирического героя неожиданно взрывается ирландско-танцевальными мотивами, отсылая нас, в том числе, и к Last of the Wilds, даже используется похожий прием аранжировки, когда волынка подзвучена флейтой на заднем плане, отчего звуку сразу становится намного просторнее и свободнее :) Но, даже несмотря на бодрую зажигательную мелодию, все равно, как и Last of the Wilds, композиция пропитана какой-то ностальгией, тоской по ушедшим временам (кельтская музыка сама по себе архаична так, что дальше некуда, и вполне логичным выглядит стремление подчеркнуть связь времен музыкой из прошлого :)), сожалением героя о том, каким он был, и желанием вернуть назад хоть что-нибудь. В тексте среди прочего упоминаются “meadows of heaven” – думаю, комментарии излишни :) Я уж не говорю об описаниях вида с высоты птичьего полета, что опять-таки напоминает о «Снеговике» и, косвенно, о песне Storytime. Здесь мы снова встречаем Алису, Мартовского зайца, среди прочего упоминается голос Мэри Коста (именно она озвучивала принцессу Аврору в «Спящей красавице») – одним словом, образный ряд полностью соответствует заявленному названию песни.

В целом композиция достаточно ровная и по темпу, и по настроению, без каких-либо особых изысков в музыкальной части. По крайней мере, без таких, которые определяются однозначно. Есть много неочевидных нюансов, вроде отклонений в тональности или смены гармонии в финале композиции, которые наверняка могут что-то выражать – но у меня, увы, пока не хватает компетенции, чтобы рассуждать обо всем этом всерьез :(

Стоит, пожалуй, отметить лишь забавный штрих в барабанной партии в конце песни, когда ритм особо начинает напоминать танцевальное «тыц-тыц». Цель мне пока не ясна, но звучит прикольно :). Хотя, если учесть то, что ждет нас впереди, то этот ритм может послужить некой «артподготовкой» – кому как, а мне этот несколько «кастрюльный» звук напоминает тарелочки уличного музыканта – человека-оркестра, если уточнять :)
А впереди нас ждет…

Scaretale. В принципе, Туомас сам охарактеризовал эту композицию так, что лучше и не скажешь, так что цитировать не буду, а пробегусь по знаковым, с моей точки зрения, моментам.

Может быть, я настолько чокнутый, излишне впечатлительный, или вообще ничего в этой жизни не понимаю, но от детского речитатива в начале, сопровождаемого диссонансными скрипками, литаврами и черт-те чем еще (примерно представляю, чем, но именно что примерно :)) я явно ощущаю, где у меня позвоночник. И сколько на нем растет волосков – потому что все они встают дыбом. После такого начала фрагмент почти рождественских песнопений в исполнении того же детского хора (в духе музыки Дэнни Эльфмана к фильмам Тима Бертона) кажется каким-то изощренным издевательством :), которое, по счастью, длится недолго. И вот здесь я вступаю на очень зыбкую почву. Потому что мое воображение упорно роднит финал Taikatalvi (заявленный нами ранее как «волшебная» тема) с тем грозно-величественным пассажем струнных, который вступает в дело после хора. Тема (точнее, ее вариация) исполняется также в тональности ре минор, как и в Taikatalvi, только, поддержанная басами, а впоследствии и остальными «металлическими» инструментами, здесь «волшебная» тема приобретает не задумчиво-меланхоличный, а отчетливо пугающий оттенок – сказочка-то стра-а-ашная… Звучит она просто-таки квинтэссенцией детских пугалок и чудовищ под кроватью :) Энергичный гитарный рифф, врубающийся после небольшой паузы, ритмически немного напоминает рифф Storytime, только опять-таки с поправкой на настроение. Диссонирующие приглушенные струнные (их тоже не мешало бы отметить себе в памяти :)), вступающие на третьем повторе риффа, усиливают напряжение, готовя к тому, что произойдет дальше. А дальше-е… Злая ведьма, отнюдь не пытаясь притвориться доброй, ядовитым голосом распевает про то, как «невеста» (хм… Эмили??? :)) сварит и съест тебя, про визжащих свиней и кусачих змей – или наоборот, визжащих змей и кусачих свиней? А, да какая разница, право слово…

Томительная пауза, заполненная все теми же «рождественскими перезвонами» – и вот ты уже в мрачном амфитеатре отвратительного вида, не иначе, как перенесенный сюда чарами ведьмы. На арену выходит адский конферансье, в красках описывающий то, что почтенная публика увидит в представлении Cirque De Morgue – неупокоенные души, безумные разлагающиеся вурдалаки, а также прочие прелести настоящего фрик-шоу астрального мира. «Только у нас, единственное представление, спешите видеть!». Патетические зазывания адского конферансье быстро переходят в уверенный гипнотизирующий речитатив на фоне маршевого ритма ударных и бравурного мотива, ведомого оркестром, все также в духе «Кошмара перед Рождеством». Озорные посвисты флейты при переходе со «строки» на «строку» только добавляют угара и содомии в общую картинку, не говоря уж о следующем за этим вокализом конферансье – чу, да он сам пустился в пляс! И на арену, сметая его и утаскивая в безумный хоровод, вылетают все новые и новые уродцы, которых он так убедительно живописал… А наградой (или, что более вероятно, наказанием) злополучному конферансье становится пронзительно-злорадный детский смех, от которого волосы снова встают дыбом. Неплохой итог злоключениям в цирке уродов, не находите? :)

Эта часть, которая по относительному хронометражу значительно длиннее «бриджей» в прочих песнях, вполне может считаться отдельной частью музыкальной формы в ее классическом понимании, и в целом можно даже говорить, что Scaretale написана в простой трехчастной форме.
Посмотрим повнимательнее: первая часть (экспозиция) – это вступление и партия Анетт, вторая (середина) – Cirque De Morgue в исполнении Марко, и третья (реприза) – это повторение первой части. Подобное построение вполне оправдано, если на момент представить, что сюжетно композиция выглядит именно так, как я описал – ведьма, рассказывая страшную сказку, устраивает экскурсию по ужасам :) Причем вторая часть по мелодии является скорее вариацией первой, но за счет смены ритма и аранжировки вполне воспринимается как самостоятельная часть.

Но двинемся далее. В полной мере давая тебе насладиться «страхом и ужастью» фрик-шоу, злая ведьма, тем не менее, снова напоминает о себе, посредством главной «волшебно-страшной» темы вытаскивая тебя обратно и добивая «ордами пауков», щупальцами в чулане и так далее. Снова всплывает «маятник» – понятно, откуда и зачем: тот ужас, скорее всего, уже никуда не уйдет…

Наконец, вдоволь натешившись, ведьма покидает тебя, и ты снова в диком цирке. Клоуны разбежались, лишь дети, рассеянно выводя «рождественский» хорал, потерянно бродят среди декораций. Один за другим они растворяются в темноте, и становится слышно, как старый шарманщик, оставшийся один, крутит ручку своей подруги, а та гнусаво играет простенькую мелодию, чем-то похожую на ту, что пели дети. Снова мы слышим затихающую сольную мелодию в финале композиции, как и в Slow, Love, Slow, снова появляется эта тема одиночества. Но вот и шарманщик уходит за кулисы…

…и на арену под зловещий рокот барабанов выпархивают жгучие смуглые брюнетки, закутанные в тончайший газ и искрящийся шелк. Сколько их – то ли шесть, то ли восемь – ты только-только собрался их сосчитать, как, повинуясь властному зову музыки, они начинают танцевать. Это Arabesque – самая, пожалуй, неоднозначная композиция, но лично я уверен, что место ее здесь и только здесь. Туомас продолжает заигрывать с восточной стилистикой, как это было не только в Sahara, но и, пожалуй, намного раньше. И, надо сказать, ему удается: в этой композиции восточный колорит проявляется ярче, чем где бы то ни было в его творчестве – как за счет использования подходящих инструментов (я даже затрудняюсь их назвать), так и соответствующей «арабской» мелодики.

Музыка здесь статична, кружит на одном месте, не давая дернуться в сторону, что свойственно, пожалуй, всем ориентальным мелодиям (да вспомнить хотя бы лезгинку, далеко ходить не надо :)) Словно хоровод танцовщиц взял тебя в кольцо, они, изгибаясь и выделывая хитрые па, кружат вокруг тебя, взмахивая своими покрывалами, ослепляя, сбивая с толку – и ни тени улыбки на их лицах. Хоровод все ускоряется, напряжение в музыке все возрастает, девушки двигаются все эротичнее, пестрит в глазах от разноцветного шелка – и ты так и не успеваешь заметить, какая именно танцовщица выхватила из прически длинную острую шпильку…

Воистину, смертельный экстаз. Боль, удивление, обида – все смешивается в последнем возгласе. Танец смерти завершен.
Чтобы родиться, нужно умереть – не случайно в древности все обряды инициации символизировали смерть прежнего человека и рождение нового. После «Арабеска» стирается грань между маленьким мальчиком, которым воображает себя лирический герой, и взрослым человеком, которым он на самом деле вроде как является. Забегая вперед, не побоюсь сказать, что вся оставшаяся часть альбома рассказывает о постепенном «возвращении к себе». Попробуем же посмотреть, как именно.

Тихая и ласковая Turn Loose the Mermaids после бешеного кружения «Арабески» звучит так, словно после долгого и трудного пути ты наконец-то вернулся туда, где тебя ждут. Безотносительно того, как это выражено в лирике, само звучание песни, очень близкое по духу к ранним Blackmore’s Night (схожие гармонические решения, подход к аранжировке, даже голос Анетт своими интонациями кое-где напоминает голос Кэндис), настраивает на какое-то иррациональное спокойствие. Акустические гитары, фортепиано, ненавязчивая скрипка, мягкий голос вокалистки – под такой аккомпанемент прекрасно поется о доме, о друзьях, о разных волшебных существах, о простых человеческих радостях и горестях, что, в общем-то, и составляет главные песенные темы фолка, кантри и прочей подобной музыки.

Я не знаю, каким образом можно было додуматься до того, чтобы совместить типичный европейский фолк-рок и музыку а ля Морриконе к вестернам Серджо Леоне – но середина песни выдержана именно в вестерн-стиле :) И знаете, мне кажется, что вплетен он весьма органично, и это очень уместно – наслушавшись такой музыки, хочется вычистить и смазать кольт, нахлобучить шляпу, заседлать верного мустанга и скакать по бескрайней прерии куда глаза глядят, чтобы больше никогда не вернуться :) А песня как раз и рассказывает о пути в один конец… Поется как о прощании с любимым человеком и отпускании его с миром в последнее путешествие, так и о встрече его там, куда он должен в итоге прийти, где он может забыть о скитаниях… А русалки «вернут ему его слезы» - это как раз одна из многих разбросанных по альбому ссылок в одних текстах на другие.

Rest Calm же вновь дает слово лирическому герою альбома. Вообще, «Русалки» и Rest Calm связаны теснее, чем это кажется на первый взгляд. Во-первых, они обладают определенным мелодическим родством: фортепианный ход во вступлении схож со скрипичным в финале предыдущей песни, а в интонациях припева – который, к тому же, почти акустический в противовес «тяжелому» куплету – угадывается припев «русалок». А во-вторых, лирика этой композиции звучит своего рода ответом на лирику предыдущей. Герой обращается к своим воспоминаниям, которые зовут его в прошлое, зовут вернуться «домой», и то ли просит их помнить его, то ли просто рассказывает о том, что его помнят – грамматически мне, увы, не слишком понятна структура. Однако главное более-менее ясно: намерение уйти декларируется в первой же строке – уйти, чтобы где-то «оставить свой посох». Где-то – но уже не здесь, точнее не «там» и не «тогда». Воспоминания, несомненно, останутся с героем до самого конца – но теперь уже не он будет внутри них, а они внутри него, как, в общем-то, и должно быть. Как раз противопоставление электрической и акустической частей вполне может символизировать различия между состоянием героя «сейчас» и «тогда».

Кстати, что в Turn Loose the Mermaids, что в акустических фрагментах Rest Calm будто прорывается музыкальное мышление Туомаса пятнадцатилетней давности, когда он желал делать акустическую музыку – это, по-моему, может служить еще одним аргументом в пользу вышеприведенной трактовки, хотя я и разделяю Туомаса и его лирического героя :)

Вообще, альбом устроен так, что в первой половине, до Arabesque, мы будто наблюдаем некие яркие и конкретные картины, нарисованные воображением героя, а вот вторая половина больше наполнена мыслями и абстрактными образами. Разумеется, все это отражается и в музыке.

Что касается музыкальной части, здесь еще хочется отметить финал – по мнению многих, излишне затянутый. И придется привести еще один свой домысел: во второй половине альбома почти все песни заканчиваются все более напряженно по мере продвижения к концу диска. В Turn Loose the Mermaids в финале играет скрипка, контрастируя с предыдущей частью песни, и композиция обрывается довольно резко, не разрешаясь в тонику. В Rest Calm напряжение нарастает за счет сбивок ритма в середине песни во время гитарного соло, когда барабаны внезапно как бы «замирают» (кстати, эти сбивки нам тоже не мешало бы запомнить), за счет монотонного повторения припева, изменения в нем гармонии и аранжировки. Смысл этого нарастания напряжения в композициях, как мне кажется, может заключаться в том, что оно символизирует нарастающую необходимость того самого «возвращения к себе».

Катарсис же наступает в The Crow, the Owl and the Dove. Несмотря на то, что музыка написана Марко, напряжение в финале песни все равно сохраняется, пусть и не в таком «жестком» варианте, как в Rest Calm – лишь утяжелено сопровождение. Герой, наконец, осознает, что все, что ему нужно – лишь истина. Но остается открытым вопрос, что именно он считает истиной. Может быть, все-таки то, что ему надо снова вспомнить себя, свою жизнь, своих близких, вернувшись из давно ушедшего прошлого? Может быть, это так, а может, и нет. Но развитие композиционной структуры альбома наводит на мысль, что все-таки это так.

О музыке в этой песне вряд ли смогу сказать что-то еще, кроме уже сказанного – здесь приоритет опять отдан тексту, и в аранжировке нет каких-либо изысков, да они здесь и не нужны. Композиция неспешная, философская, некоторым образом подводящая итог части переживаний и размышлений, рассеянных по альбому ранее, и усложнение аранжировки только испортило бы все дело.

Итак, герой осознает, что ему необходимо вернуться – неважно, во имя чего. И, прощаясь с парком аттракционов своего воображения, отправляется в последнюю поездку по американским горкам памяти. И снова один, по заверениям Туомаса :)

Last Ride of the Day. Лирика опять представляет собой дайджест воспоминаний и образов, что роднит ее со Storytime – но теперь мы проносимся мимо них на огромной скорости, выхватывая взглядом лишь отдельные фрагменты мозаики. А сами образы уже не сказочные, а вполне реальные: музыка, звездное небо, запах свежескошенной травы, раннее утро в просыпающемся доме – может быть, это то самое, свершающееся возвращение? Кто знает…

Композиция начинается с уже знакомой нам «волшебной» темы - точнее, опять ее вариации, снова в ре миноре. Здесь в ней осталась торжественность, как в Scaretale, но инфернальный детский страх почти исчез, заменившись волнением перед полетом на опасном аттракционе. Со вступлением гитар и ударных отпускаются тормоза тележки – и ты летишь по рельсам, все более и более разгоняясь. Зависаем на подъеме – начинает петь Анетт. Снова врубаются барабаны – летим со спуска. Тележка выписывает кренделя, повинуясь изгибам пути, рисуемого прыгучим ритмом и мелодией. Рельсовое полотно подсвечено разноцветными огоньками, но ты летишь так быстро, что не успеваешь их различить, и видишь с высоты и издали только пока еще освещенные аттракционы парка – все те воспоминания, о которых говорилось выше. Вверх-вниз, вправо-влево – мотает так, что будь здоров! Сумасшедшая гонка продолжается вплоть до конца второго припева – позади два круга, и тут будто перевели стрелку – со сменой гармонии ты уезжаешь на другой путь, а за тобой мчится гитарное соло. Вжух! – ритм сбивается, зависает, победно гремят валторны, и ты обмираешь, влетая в мертвую петлю. А затем, выскочив из нее, едешь еще быстрее – с припевом, модулированным на тон выше, в ми минор. Напряжение и здесь возрастает к концу песни, и снова применен новый способ для этого – модуляция, единственно возможный здесь способ, потому что любой другой просто не сумел бы передать того, что требуется, не убив при этом ощущение быстрой езды.

Но любая поездка когда-то заканчивается, и Last Ride of the Day не исключение. Вот только, заехав на очередной крутой подъем, ты с ужасом видишь, что далеко внизу рельсы обрываются в никуда! Снова композиция заканчивается, не вернувшись в тонику…

Колеса тележки соскальзывают с полотна, и ты можешь насладиться ощущением свободного полета – на те мгновения, что тебе еще остались. Гримаса судьбы – полное очищение и возвращение к себе, к своему «я» происходит незадолго до окончательного разрыва с «плотным планом» бытия.

Song of Myself – это, конечно, кульминация всего альбома в целом. Начинается композиция снова с вариации на знакомую «волшебную» тему, снова в ре миноре, но здесь остались лишь незначительные следы страха – герой свое отбоялся, и теперь страхи заняли свое место на пыльной полке, задвинутые в дальний угол. Ритмичная вторая часть мелодически перекликается с Last Ride of the Day, будто воспоминания все не желают отпускать героя – но им все же приходится это сделать. Текст этой части насыщен отсылками, как к другим текстам альбома, так и к более ранним работам – условно говоря, «вся жизнь пролетает перед глазами», в последний раз за это путешествие. Мелодия, которую поет хор, отчасти похожа на струнный пассаж, проводимый в средней части Storytime – помните его? Не случайно Storytime заявлена анонсом альбома. Однако намного ярче родство хоровой строки и струнных из Storytime становится слышно в третьей части, когда меняется ритм.

Здесь, после того, как Анетт спела все свои слова, мы слышим нарастающие диссонирующие струнные на фоне размеренной среднетемповой поступи аккомпанемента. Нечто подобное мы слышали и во вступлении к Scaretale, только там ритм был быстрым и куда более «бегучим» - но там и было от чего «убегать», а здесь уже не от чего, да и некуда.

«All the great heart lying still and slowly dying» - поет хор, зависает пауза – и с «железным» звуком аккомпанемент продолжается. Трижды происходит пульсация – нечто подобное слышали и в середине Rest Calm, только менее акцентированно. На четвертый раз хор поет, а пауза все длится, длится, увеличивая мучения, будто зависшее на середине удара сердце… и, смилостивившись над нами, сопровождение вновь бахает железом, чтобы почти сразу умолкнуть, уступив место мягкой струнно-клавишной подложке, на фоне которой гости начинают читать «поэму». Love…

Я не филолог, поэтому не стану досконально разбирать текст этой поэмы. Скажу лишь одно – такое чувство, что героя не оставляет ощущение общей хреновости мира вокруг него, и себя в этом мире. Что-то надо изменить, или измениться самому. Происходит буквально кульминация очистительных переживаний, как сказал и Туомас, поясняя композицию.

Что происходит в финале композиции, и, соответственно, в финале альбома, я не могу сказать – но, возможно, композитор, наконец придя к себе, разрешив свои внутренние противоречия, все же покидает этот мир. Впрочем, буду рад ошибиться :) - все-таки не хочется, чтобы такая история заканчивалась печально. Хотя не важно, как человек умер – главное, как жил.

Нам, по счастью, не надо умирать вместе с героем, а можно услышать… Imaginaerum. Менее масштабное, чем Song of Myself, но зато окончательное подведение итогов. Оркестровое попурри из композиций Taikatalvi, Storytime, Ghost River, Scaretale, Rest Calm, Last Ride of the Day и Song of Myself. Чем обусловлен выбор именно этих композиций, сказать трудно, но, возможно, на альбоме они выступают в роли неких опорных точек – опять мне не хватает здесь компетенции :)

Что интересно – моменты, намеченные в этих композициях, получают свое завершение и в Song of Myself, на что я обращал внимание ранее. Единственная композиция, которую я «не услышал» в Song of Myself – это Ghost River, но в ней практически нет незавершенных или слабо акцентированных моментов, она является как бы «вещью в себе», так что винить Туомаса за это, разумеется, нельзя :).

Стоит обратить внимание и на то, что фрагментом Song of Myself, вошедшим в микс, является как раз фрагмент четвертой части, Love. Пожалуй, главной в композиции является именно она, и категорически не правы те, кто объявляет ее «пустой болтовней». Те, кто так говорит, похоже, не знакомы с понятием «композиторский замысел».

Но вот затихают последние звуки – нам словно бы показывали в сжатой форме, в коротком и ярком ярмарочном представлении все то, что происходило на протяжении альбома. Занавес окончательно опускается, и зрители разбредаются по своим делам. Но никогда, никогда уже они не станут прежними…

<СПГС mode off>

Реприза

Несмотря на то, что я все же попробовал построить какой-никакой событийный ряд, основываясь на материале альбома, о сюжетном единстве композиций говорить, конечно, не приходится. Концептуальность может проявляться и в единстве образов, мыслей, чувств, настроений – и на Imaginaerum все это представлено в полном объеме и отсыпано щедрой мерой. Единство подчеркнуто и лейтмотивами музыки, и «перекрестными ссылками» в лирике, и общей конструкцией и атмосферой саунда – да-да, и то самое нелюбимое многими «дж-дж» работает здесь на «отлично» :) А теперь хотелось бы сказать пару слов, охватив взглядом общую панораму.

Основной конфликт, развиваемый и регулярно обостряемый в творчестве Туомаса – это, как мне кажется, противостояние между миром воображения и миром реальным. К этому конфликту автоматически цепляется тема одиночества: в мире своего воображения ты одинок всегда, ты не сможешь ни с кем разделить этот мир – даже если захочешь. Разве что только опосредованно, через произведения искусства.

Тема противостояния воображения и реальности звучит едва ли не на каждом альбоме, и Imaginaerum не стал исключением. Более того, на этом альбоме конфликт отчетливо выражен и музыкальными, и текстовыми средствами: например, когда я говорил о нарастании напряжения в финалах песен второй половины альбома, то имел в виду обострение именно этого конфликта. Противопоставления разных ритмов и приемов аранжировки в композициях тоже работают на конфликт, работа содержания лирики и вовсе не нуждается в особом упоминании. И пусть Туомас сотоварищи не создали принципиально нового звука – если новый звук не сработал бы на художественную задачу альбома, этого и не нужно было бы делать. Куда важнее то, что любой элемент альбома (даже, казалось бы, не вписывающийся ни в какие ворота Arabesque) находится на своем месте и выполняет свою функцию, внося вклад в развитие конфликта, кульминация которого происходит в Song of Myself, а конкретнее, наверно, в части Love..

Еще одна тема, поднятая в альбоме – это взаимоотношения, условно говоря, тебя сегодняшнего и тебя вчерашнего. Причем Туомас не строит иллюзий на эту тему – в себя вчерашнего вернуться невозможно, даже если и очень хочется. И кульминация развития этой линии наступает в The Crow, the Owl and the Dove – когда герой осознает, что все-таки надо вернуться в себя сегодняшнего.

Если честно, немного настораживает та настойчивость, с которой Туомас из альбома в альбом проводит эти темы. То ли он просто не может избавиться от них, то ли сознательно их эксплуатирует. И в том, и в другом случае это вызывает беспокойство. С другой стороны, Imaginaerum настолько ярко обозначил эти темы, что даже столь тугодумный и «не шарящий» субъект, как ваш покорный слуга, зашевелил мозгами в этом направлении. Яркость эта позволяет надеяться, что Туомас, если и не освободился от этих идей сейчас, выплеснув в музыке, то разбавит их чем-то еще на следующем альбоме. Но то, что я написал, ни в коей мере не является претензией или «минусом» альбома – все-таки это произведение в худшем случае незаурядное, ну а в лучшем – просто бесподобное :)

Кода

Музыку характеризовать сложно. Особенно если пытаться подойти к ней с сухими мерками теории композиции, или с прокрустовым ложем литературоведческого анализа архитектоники сюжета. Музыку характеризовать сложно, если не знать хотя бы в общих чертах, как она устроена, не понимать хотя бы азов ее языка и оперировать исключительно понятиями «нравится – не нравится», или, еще веселее, «попса – не попса» :) Я попытался пройти между двумя этими крайностями, искренне надеясь не свалиться ни в одну из них. Сейчас, перечитывая написанное, я понимаю, что крен в ту или иную сторону порой бывал очень и очень серьезным. К счастью, с одной стороны меня поддерживал дилетантизм, а с другой – стремление относиться ко всему объективно и как можно менее предвзято :)

Опус сей, разумеется, несовершенен и в литературном, и в исследовательском смысле: я сказал далеко не обо всем, о чем можно было бы, и на письме это выглядит отнюдь не так же впечатляюще, как в звуках :)

В альбоме присутствует еще куча композиционных и аранжировочных нюансов, но если говорить обо всех, то можно никогда не закончить. К тому же я при завершении данной работы отдалился от мысли, что все-все-все мелодические и гармонические ходы были продуманы заранее - возможно, продумали несколько главных "фишек", а остальные вписались в канву "по инерции". Так что умствовать, выводя какие-то закономерности из каждой "зацепочки", нельзя, да и просто незачем - вполне достаточно отследить основные закономерности, мимо которых пройти просто невозможно.

Получилось это у меня или нет, и насколько удачно мне удалось пройти по пути, в который позвал Imaginaerum - судить уже вам, уважаемые читатели :)