Маяк
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
И в полночь на край долины
увел я жену чужую,
а думал - она невинна...
То было ночью Сант-Яго,
и, словно сговору рады,
в округе огни погасли
и замерцали цикады.
Я сонных грудей коснулся,
последний проулок минув,
и жарко они раскрылись
кистями ночных жасминов.
А юбки, шурша крахмалом,
в ушах у меня дрожали,
как шелковые завесы,
раскромсанные ножами.
Врастая в безлунный сумрак,
ворчали деревья глухо,
и дальним собачьим лаем
за нами гналась округа...
За голубой ежевикой
у тростникового плеса
я в белый песок впечатал
ее смоляные косы.
Я сдернул шелковый галстук.
Она наряд разбросала.
Я снял ремень с кобурою,
она - четыре корсажа.
Ее жасминная кожа
светилась жемчугом теплым,
нежнее лунного света,
когда скользит он по стеклам.
А бедра ее метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнем горели.
И лучшей в мире дорогой
до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала
атласная кобылица...
Тому, кто слывет мужчиной,
нескромничать не пристало,
и я повторять не стану
слова, что она шептала.
В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете.
Кинжалы трефовых лилий
вдогонку рубили ветер.
Я вел себя так, как должно,
цыган до смертного часа.
Я дал ей ларец на память
и больше не стал встречаться,
запомнив обман той ночи
у края речной долины,-
она ведь была замужней,
а мне клялась, что невинна.
РОМАНС О ЧЕРНОЙ ТОСКЕ
Петух зарю высекает,
звеня кресалом каленым,
когда Соледад Монтойя
спускается вниз по склонам.
Желтая медь ее тела
пахнет конем и туманом.
Груди, черней наковален,
стонут напевом чеканным.
- Кого, Соледад, зовешь ты
и что тебе ночью надо?
- Зову я кого зовется,-
не ты мне вернешь утрату.
Искала я то, что ищут,-
себя и свою отраду.
- О Соледад, моя мука!
Ждет море коней строптивых,
и кто удила закусит -
погибнет в его обрывах.
- Не вспоминай о море!
Словно могила пустая,
стынут масличные земли,
черной тоской порастая.
- О Соледад, моя мука!
Что за тоска в этом пенье!
Плачешь ты соком лимона,
терпким от губ и терпенья.
- Что за тоска!.. Как шальная
бегу и бьюсь я о стены,
и плещут по полу косы,
змеясь от кухни к постели.
Тоска!.. Смолы я чернее
ц черной тьмою одета.
О юбки мои кружевные!
О бедра мои - страстоцветы!
- Омойся росой зарянок,
малиновою водою,
и бедное свое сердце
смири, Соледад Монтойя...-
Взлетают певчие реки
на крыльях неба и веток.
Рожденный день коронован
медовым тыквенным цветом.
Тоска цыганского сердца,
усни, сиротство изведав.
Тоска заглохших истоков
и позабытых рассветов...
Не то что бы любимый.
Да и вообще я его только прочел. Просто очень понравился.
Нашел на просторах всемирной паутины...
- Любишь?
- Люблю…
- Докажи!
- Докажу…
- А достанешь звезду?
- Да, достану, смогу!
- Ты солгал!
- Я не лгу.
- Ты не можешь достать, до небес дотянуться, и как вишню сорвать.
- Я могу.
- Снова лжешь, так поди, докажи!
- Но тогда мне придется отдать свою жизнь.
- Так отдай, за меня!
- Но что будет потом?
- Ты докажешь любовь…
- Я еще не готов…
- Уходи!
- Почему?
- Ты мне лжешь, будешь лгать.
- Но не станет меня, ты же будешь страдать?
- Ну и что, ты сказал, значит должен достать, а иначе тебя не желаю я знать!
Так и быть, только знай, это все не игра.
Я смогу доказать что правдивы слова.
Только ты будешь сильно об этом жалеть.
Ты получишь звезду, ей тебя не согреть.
Согревает любовь в окрыленных сердцах,
вспышки счастья, доверие в милых глазах,
согревает взаимность, и чувства полет.
У тебя же останется лишь голый лед.
- Подожди, ты куда?
- Я пошел за звездой… для тебя… на край света… жди ночи…
- Постой!
- Как узнаю, что ты принесешь мне звезду?
- Ты поймешь, ты увидишь. Сказал же, смогу.
И они разошлись: девчонка в мечтах,
а парень с грустью в зеленых глазах.
Он вспомнил ее нежных губ теплоту,
улыбку ее, и ее красоту.
Он вспомнил ее ненавязчивый смех, и глаз,
ясных глаз выразительный блеск.
И сердце запело, вздохнула душа…
Она так прекрасна и так хороша…
И ради нее он готов был на все.
Ведь больше всей жизни любил он ее.
И парень ушел. Он ушел навсегда.
Никто не знал, не ответил куда.
А девчонка лишь ночью к окну подойдя,
вдруг увидела свет, яркий свет от дождя.
И тот дождь не из капель был и не из слез,
Это был ярких звезд неожиданный дождь.
И казалось, что небо рвется на части,
Не сумев подчинить этих звезд своей власти.
И затихли часы, и замедлилось время.
А девчонка смотрела, не в силах поверить.
Ведь такой красоты никогда не видала,
И душою от счастья смеяться вдруг стала.
Да он любит ее! Он не лжет! Она верит.
И средь ночи к нему… и бежит к его двери!
Но распахнута дверь, и везде включен свет.
На своих все местах, а его в доме нет…
И напрасно его она ожидала
Днем и ночью своих ясных глаз не смыкала.
Навсегда в ее память врезался след:
Звездный дождь и прощальный, торжественный свет.
Любовь настоящая на жертву способна,
Она высока, и бескрайне свободна.
У нее есть огромная, мощная сила…
Я прошу об одном: доверяйте любимым!
Эх... Вертинского захотелось почитать (и послушать...)
В синем и далеком океане
Вы сегодня нежны,
Вы сегодня бледны,
Вы сегодня бледнее луны...
Вы читали стихи,
Вы считали грехи,
Вы совсем как ребенок тихи.
Ваш лиловый аббат
Будет искренно рад
И отпустит грехи наугад...
Бросьте ж думу свою,
Места хватит в раю.
Вы усните, а я Вам спою.
В синем и далеком океане,
Где-то возле Огненной Земли,
Плавают в сиреневом тумане
Мертвые седые корабли.
Их ведут слепые капитаны,
Где-то затонувшие давно.
Утром их немые караваны
Тихо опускаются на дно.
Ждет их океан в свои объятья,
Волны их приветствуют, звеня.
Страшны их бессильные проклятья
Солнцу наступающего дня...
В синем и далеком океане,
Где-то возле Огненной Земли...
Я сегодня смеюсь над собой...
Я сегодня смеюсь над собой...
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки,
Детской сказки наивной, смешной.
Я устал от белил и румян
И от вечной трагической маски,
Я хочу хоть немножечко ласки,
Чтоб забыть этот дикий обман.
Я сегодня смеюсь над собой,
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки,
Детской сказки про сон золотой...
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно - колокольчик фарфоровый в желтом Китае.
На пагоде пестрой висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи...
А кроткая девушка в платье из желтых шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мысли, без слов,
Внимательно слушает легкие, легкие звоны.
Одно из моих любимых. Вот это образность... А какой депрессняк!.. Ай да Вовка, ай да чей-то сын!..
Владимир Маяковский
От усталости
Земля!
Дай исцелую твою лысеющую голову
лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот.
Дымом волос над пожарами глаз из олова
дай обовью я впалые груди болот.
Ты! Нас — двое,
ораненных, загнанных ланями,
вздыбилось ржанье оседланных смертью коней.
Дым из-за дома догонит нас длинными дланями,
мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней.
Сестра моя!
В богадельнях идущих веков,
может быть, мать мне сыщется;
бросил я ей окровавленный песнями рог.
Квакая, скачет по полю
канава, зеленая сыщица,
нас заневолить
веревками грязных дорог.
Я люблю Пушкина. А кто его не любит... Вот некоторые из его стихов
"Телега жизни"
Хоть тяжело подчас в ней бремя
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везёт, не слезет с болучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голосу сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! ..........
Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И дремля едем до ночлега,
А время гонит лошадей...
Также мне нравятся его эпиграммы.
Эпиграмма на Кишенёвского чиновника Ланова.
Бранись, ворчи, болван болванов
Ты не дождёшься друг мой Ланов,
Пощёчин от руки моей.
Твоя торжественная рожа
На бабье гузно так похожа,
Что только просит киселей.
* * *
У Кларисы денег мало,
Ты богат; иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе к лицу.
Еще со школьных времен это стихотворение меня трогало до глубины души... Никогда не читала его в переводном варианте. Да и не хочеццо портить впечатление...
Walter Scott
SONG
Soldier, rest! thy warfare o'er,
Sleep the sleep that knows not breaking:
Dream of battled fields no more,
Days of danger, nights of waking.
In our isle's enchanted hall,
Hands unseen thy couch are strewing,
Fairy strains of music fall,
Every sense in slumber dewing.
Soldier, rest! thy warfare o'er,
Dream of fighting fields no more:
Sleep the sleep that knows not breaking,
Morn of toil, nor night of waking.
No rude sound shall reach thine ear,
Armour's clang, or war-steed champing,
Trump nor pibroch summon here
Mustering clan, or squadron tramping.
Yet the lark's shrill fife may come
At the day-break from the fallow,
And the bittern sound his drum,
Booming from the sedgy shallow.
Ruder sounds shall none be near,
Guards nor warders challenge here,
Here's no war-steed's neigh and champing,
Shouting clans or squadrons stamping.
...
Huntsman, rest! thy chase is done,
While our slumbrous spells assail ye,
Dream not, with the rising sun,
Bugles here shall sound reveillé.
Sleep! the deer is in his den;
Sleep! thy hounds are by thee lying;
Sleep! nor dream in yonder glen,
How thy gallant steed lay dying.
Huntsman, rest; thy chase is done,
Think not of the rising sun,
For at dawning to assail ye,
Here no bugles sound reveillé.
Vera_Donovan, увы, далеко не у всех хватает знаний насладиться прелестью оригинала. Для этого нужно очень хорошо знать язык, думаю, ты и сама с этим согласишься
Я читал оригинал стиха который я выложил и считаю, что перевод Маршак сделал отличный! Правда, при переводе стиха получается уже другое произведение искусства(если получается), но в нем сохраняется довольно большая часть автора. Так что я бы не стал так категорично заявлять.
Тем более, что оригинал у тебя никто не отнимет
Я читал оригинал стиха который я выложил и считаю, что перевод Маршак сделал отличный!
Wishmaster, о да, перевод и правда отличный! Мы "Вересковый мед" в школе проходили, помню, на английской литературе. А оригинал "Песни" Скотта, честно говоря, я не нашла в Интернете. Давно, правда, это было (ну, попытки найти)...
На самом деле моим самым любимым предметом в школе была литература, с самого начала. И поетому конечно я не могу не любить стихи. Когда нам говорили выучить не определенный стих, а любое стихотворение из творчества того или иного поэта, я всегда старалась выбрать сложный и необычный стих, такой который, знала, никто не выберет. Выходила и читала всегда с выражением, я получала за это не только пятерки, но и много настоящего удовольствия. Вот одно из тех стихотворений, выбор которого повергнул многих в шок, в том числе и учительницу.
Николай Гумилев - Заблудившийся трамвай
Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик,- конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце моё стучит в ответ:
"Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?"
Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.
В красной рубашке с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шёл представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий
И за мостом летит на меня,
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!
Legenda, ты не поверишь!Заблудившийся трамвай-у меня тоже одно из любимых!Но нам не нужно было его учить,просто оно мне понравилось, и я его переписала,и как-то само-собой выучила.Есть в нем что-то-трудно сказать,что-ну раз оно многим нравится...
Намного позже я узнала,что группа Мельница использовала в своих песнях тексты стихотворений Гумилева-это Ольга и Змей(последнего очень люблю)-этот факт меня,конечно,не мог не порадовать.
Вы - там.
Мне этой ночью так длинно снился
Ваш дом,
Был страшный ливень, я дверь толкнула
Зонтом.
Как много кукол, аптечный запах
И груды книг.
Я в белом платье вхожу и вижу,
Что Вы - старик.
сколько ж лет я жила на свете
Без вас?
Захлопнув книгу, легла устало
Рука,
И абажур над столом качнулся
Слегка,
И стало в доме немножко больше
Огня,
И Вы узнали в дверном проеме
Меня.
Я сяду у вашей правой руки
И выпью тепло ладони до дна.
О Боже, как белы ваши виски,
Как много я вам доверить должна.
Мне снился сегодня ночью ваш дом,
В котором я никогда не была.
Я часто бываю в доме другом,
А вас я, наверное, вы-ду-ма-ла.
Запах
первой сирени...
Были в детстве прозрачны ручьи и закаты,
и текли сквозь камыш и осоку мгновенья.
Взмах платка и перрон. И не будет возврата
к золотистой звезде над кипеньем сирени.
Придорожная пыль и усталость утраты.
От тоски ножевой не отыщешь спасенья. ...
Где-то колокол плачет, как плакал когда-то,
где-то девичьи очи светлы и весенни...
Запах
первой сирени...
Farewell (отрывок)
Люблю любовь, где двое делят
хлеб и ночлег.
Любовь, которая на время
или на век.
Любовь – как бунт, назревший в сердце,
а не сердечный паралич.
Любовь, которая настигнет.
Любовь, которой не настичь.
Южный берег
Грызут гранит клыки прибоя...
Волна застынет на весу
и выплеснет хрусталь зелёный
на каменистую косу.
Безмерен горизонт... А солнце,
едва держась за небоскат,
вот-вот себя плодом уронит
в кипящий волнами закат.
Перед лицом великой мощи
стихий, сошедшихся в бою,
зачем ты, маленькое сердце,
слагаешь песню мне свою?
Кому нужна она? И всё же
наедине с самим собой
так хочется мне кануть в море
и ветер горько-голубой!
Как овевает этот ветер
лицо дыханьем вольных вод!
Летим с тобой, солёный ветер,
туда, где нас никто не ждёт!
Пускай несёт к земле далёкой
твоя упругая волна
меня, как носит ураганом
травы и злаков семена.
Но если семена мечтают
в конце концов упасть вблизи
от вспаханного плугом поля,
то я молю лишь: унеси!
Неси корабль куда угодно
и на краю земли причаль,
чтоб я и там самозабвенно
и жадно всматривался в даль...
Такую маленькую песню
сложило песню в полусне.
Зачем ты, маленькое сердце,
пропело эту песню мне?
Зачем, когда ежеминутно
здесь бьёт в гранит ревущий вал,
– заплачь Господь в такое время –
и то б никто не услыхал!
Стирает соль, смывает пена
на берегу мои следы...
Залив полнеет от прилива
ночной взлохмаченной воды.
Зачем же, маленькое сердце,
мне эту песню пело ты?
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями -
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы, -
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой, любимый,
Ты понесешь с собой повсюду,
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного, -
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне,
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила
В одной давильне всех колеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
...И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали...
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них, -
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг!
Новая тема
Ответить
Добавлено:
