van, ну ты мне, чувак, один поддержка и опора . Пральна!
Все же я настаиваю, то эти три книги - столпы жанра антиутопии. Насчет Замятина можно поспорить, но Оруэлл и Хаксли - однозначно в этой области на первых ролях. И хотя антиутопий всяческих хватет, я всегда считала, что эти три вспоминаютя в первых рядах . Да вот хоть педивикию взять .
Насчет того, что пили и чем закидывались, отвечу сама (Алонсы нет на вас!!)
Замятин, "Мы": I-330 внезапно вливает ликер в рот пока еще благонадежного Д-503
Опрокинула в рот весь стаканчик зеленого яду, встала и, просвечивая
сквозь шафранное розовым, -- сделала несколько шагов -- остановилась сзади моего кресла...
Вдруг -- рука вокруг моей шеи -- губами в губы... нет, куда-то еще
глубже, еще страшнее... Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому... Ведь не мог же я -- сейчас я это понимаю
совершенно отчетливо -- не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю -- это был вкус "ликера") -- и в
меня влит глоток жгучего яда -- и еще -- и еще... Я отстегнулся от земли и
самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понесся вниз, вниз -- по
какой-то невычисленной орбите...
Оруэлл, !1984": джин "Победа"
Он взял с полки бутылку бесцветной жидкости с простой белой этикеткой: "Джин Победа".
Запах у джина был противный, маслянистый, как у китайской рисовой водки.
Уинстон налил почти полную чашку, собрался с духом и проглотил, точно
лекарство.
Хаксли, "О дивный новый мир": сома
-- Теперь же настолько шагнул прогресс -- старые люди работают,
совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и
недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится
разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома: принял
полграмма -- и получай небольшой сомотдых; принял грамм -- нырнул в сомотдых
вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу роскошного Востока, а три умчат
к луне на блаженную темную вечность. А возвратясь, окажешься уже на той
стороне расселины, и снова ты на твердой и надежной почве ежедневных трудов
и утех, снова резво порхаешь от ощущалки к ощущалке, от одной упругой
девушки к другой, от электромагнитного гольфа к...
Все же я настаиваю, то эти три книги - столпы жанра антиутопии. Насчет Замятина можно поспорить, но Оруэлл и Хаксли - однозначно в этой области на первых ролях. И хотя антиутопий всяческих хватет, я всегда считала, что эти три вспоминаютя в первых рядах . Да вот хоть педивикию взять .
Насчет того, что пили и чем закидывались, отвечу сама (Алонсы нет на вас!!)
Замятин, "Мы": I-330 внезапно вливает ликер в рот пока еще благонадежного Д-503
Опрокинула в рот весь стаканчик зеленого яду, встала и, просвечивая
сквозь шафранное розовым, -- сделала несколько шагов -- остановилась сзади моего кресла...
Вдруг -- рука вокруг моей шеи -- губами в губы... нет, куда-то еще
глубже, еще страшнее... Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому... Ведь не мог же я -- сейчас я это понимаю
совершенно отчетливо -- не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю -- это был вкус "ликера") -- и в
меня влит глоток жгучего яда -- и еще -- и еще... Я отстегнулся от земли и
самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понесся вниз, вниз -- по
какой-то невычисленной орбите...
Оруэлл, !1984": джин "Победа"
Он взял с полки бутылку бесцветной жидкости с простой белой этикеткой: "Джин Победа".
Запах у джина был противный, маслянистый, как у китайской рисовой водки.
Уинстон налил почти полную чашку, собрался с духом и проглотил, точно
лекарство.
Хаксли, "О дивный новый мир": сома
-- Теперь же настолько шагнул прогресс -- старые люди работают,
совокупляются, беспрестанно развлекаются; сидеть и думать им некогда и
недосуг, а если уж не повезет и в сплошной череде развлечений обнаружится
разрыв, расселина, то ведь всегда есть сома, сладчайшая сома: принял
полграмма -- и получай небольшой сомотдых; принял грамм -- нырнул в сомотдых
вдвое глубже; два грамма унесут тебя в грезу роскошного Востока, а три умчат
к луне на блаженную темную вечность. А возвратясь, окажешься уже на той
стороне расселины, и снова ты на твердой и надежной почве ежедневных трудов
и утех, снова резво порхаешь от ощущалки к ощущалке, от одной упругой
девушки к другой, от электромагнитного гольфа к...